Снег в сумерках кружит, кружит.
 Под лампочкой дворовой тлеет.
 В развилке дерева лежит.
 На ветке сломанной белеет.
 Не то, чтобы бело-светло.
 Но кажется (почти волнуя
 ограду) у ствола нутро
 появится, кору минуя.

 По срубленной давно сосне
 она ту правду изучает,
 что неспособность к белизне
 ее от сада отличает.
 Что белый свет -- внутри него.
 Но, чуть не трескаясь от стужи,
 почти не чувствуя того,
 что снег покрыл ее снаружи.
 Но все-таки безжизнен вид.
 Мертвеет озеро пустое.
 Их только кашель оживит
 своей подспудной краснотою.